“Судьба Одиссея”

   Трагична не только история, но и судьба отдельного человека. В стихотворении “Судьба Одиссея” “богобоязненный страдалец”, в котором легко угадать другое “я” поэта, вынес все испытания, преодолел все препятствия. Он остался мужественным, стойким, твердым. Ничто не потрясло “души высокой”, пока он не добрался “до милых родины давно желанных скал”. И тут “рок жестокий” придумал ему коварное наказание: вступив на родную землю, он “отчизны не познал”. Такова, по мысли Батюшкова, тяжкая участь человека, служащего игрушкой неведомых роковых сил. Трагизм положения человека в мире ставит перед поэтом серьезные философские и художественные задачи: в чем смысл жизни где найти нравственную опору в противостоянии истории находится ли она вне человека или в нем самом Батюшков не мог уйти от ответа на такие вопросы и бился над решением непростых загадок бытия.
   С течением времени в Батюшкове все прочнее укрепляется мысль о неизменности души, стойкости и мужественности перед лицом исторических обстоятельств. Эта смелость переживания бытия – залог вечности поэтического таланта. Стоическая нравственная твердость становится опорой Батюшкова. И тут с поэта возьмут пример Пушкин и особенно Баратынский. К ней нужно добавить память о светлой и прекрасной юности, а также глубокое религиозное чувство, веру, к которой все чаше обращался поэт.
   Почти все стихотворения, написанные после 1815 г., отмечены высочайшими художественными достоинствами. Сквозь легкий покров метафорического языка и антологической эмблематики в них ощутимо проступает беспощадная искренность. В элегии “Разлука” поэт признается, что не может избавиться от душевных терзаний, которые преследуют его и теребят раны сердца. Уйти от себя поэт не в силах, хотя переезжает с места на место. Переживание боли он передает как результат всего прошлого опыта:

   Напрасно покидал страну моих отцов,
   Друзей души, блестящие искусства;
   И в шуме грозных битв, под тению шатров,
   Старался усыпить встревоженные чувства.
   Ах! небо чуждое не лечит сердца ран!

   В другом стихотворении (“Мой гений”) поэт чувствует глубокий разлад между разумом, трезво оценивающим любовную катастрофу (разрыв с возлюбленной, Анной Фурман), и влечением сердца, не повинующегося голосу рассудка:

   О память сердца! ты сильней
   Рассудка памяти печальной
   И часто сладостью своей
   Меня в стране пленяешь дальной.

   Этот разлад не скрашивает ни прекрасная природа, ни наивное желание скрыться в благословенных южных краях (“Таврида”). “Память сердца” волнует и преследует его. Временами Батюшкову кажется, что гений творчества спасет его от мучительных терзаний (“усладит печальный сон”), но все чаще к нему приходят мысли о безвременной и неизбежной смерти, о полном забвенье. В “новой жизни”, в расцветающей весне с ее дарами поэту нет места (“Последняя весна”). Даже дарование исчезает, не в силах излечить мятущуюся душу (“Я чувствую, мой дар в поэзии погас…”).
   Все эти настроения связаны у Батюшкова уже с новой проблематикой – романтическим переживанием оторванности от современности. Сильное, но неразделенное любовное чувство вставлено им в раму типично романтических конфликтов: ранней и неотвратимой гибели цветущей молодости, всего прекрасного – гибели, ощущаемой вечным законом роковых предначертаний свыше, неподвластных человеческой воле.