“Родина” (1841)

   В этом стихотворении Лермонтов назвал свою любовь к отчизне “странной”. В нем ничто не вызывает волнения: ни мир, не нарушаемый войнами, ни “заветные преданья”, ни нынешняя “слава”, добытая в кровопролитных сражениях. Лермонтов не отвергает названные им формулы, не отрицает их. Они просто оставляют его равнодушными (“Не шевелят во мне отрадного мечтанья”). Но сразу видно, что в противовес официальным государственно-патриотическим соображениям он выдвигает ценности, дорогие ему лично. С одной стороны, его привлекают масштабность, обширность, величие, степенность, “богатырство” русской природы (“Ее степей холодное молчанье, Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям”), словно бы нарочно приготовленное для рождения и жизни богатырей, с другой – ему отрадны низкие картины, деревенский бедный и неказистый быт (“Люблю дымок спаленной жнивы, В степи ночующий обоз…”) средней равнинной полосы России. Величественное парадоксально соединено с обыкновенным, повседневным. В этом сочетании уже заключена “странность”. Любовь к родине сразу становится конкретной: будучи “странной”, она присуща именно данной личности. Наконец, поэт любит не за какие-то заслуги предков и славные исторические деяния, а просто потому, что родина дорога ему сама по себе, независимо от всяких других соображений, и что она такова, какова есть. Поэтому он и не знает, как ответить на вопрос: “За что ты любишь родину ” Лирический герой отвечает наивно и просто: “Но я люблю – за что, не знаю сам…”. Это такое же естественное чувство, как у пушкинской Татьяны, как у самого Пушкина, который говорит о своей героине:

   Татьяна (русская душою,
   Сама не зная, почему)
   С ее холодною красою
   Любила русскую зиму…

   Вследствие сопряжения богатырства и обыденности в тональности “Родины” возвышенное слито с умиляющим и трогательным. Более чем скромный достаток (“полное гумно”, “изба, покрытая соломой”) вызывает в нем настоящую “отраду”. Здесь живут простые, работящие люди, неравнодушные к красоте (“с резными ставнями окно”), цельные, отдающие себя делу или празднику (“И в праздник, вечером росистым. Смотреть до полночи готов На пляску с топаньем и свистом Под говор пьяных мужичков”). Здесь, в деревне, на родных просторах сохранился, может быть, ценой бедности патриархальный быт, сохранилось согласие человека с природой, между собой и с Богом.
   Россия открылась Лермонтову в парадоксальных и почти несовместимых контрастах. В самые ответственные минуты единство человека с природой, с другими людьми, изначальное богатырство народа оказывается неодолимой для врага силой.