“Смерть поэта” (1837) Обвинения падают на “толпу” и в этом стихотворении, но здесь у Лермонтова есть конкретный повод и конкретный адресат – “свет” и, даже точнее, – светская чернь, “толпа, стоящая у трона”. Стихотворение “Смерть поэта”, как широко известно, написано сразу после кончины Пушкина, лишь только весть о ней облетела Петербург. Оно представляет собой лирический монолог, в котором гневная речь поэта-оратора состоит из резко меняющихся по своей ритмике отрывков. Столь же резко меняются тональность и стиль. С одной стороны, возвышенная, декламационная лексика, восходящая к жанру оды, с другой, – плавная задумчивая речь с воспоминаниями, размышлениями, сожалениями, обычная в элегии. С одной стороны, обличительные эпитеты, броские и негодующие: Не вынесла душа поэта… С другой стороны – слова и образы, взятые из элегий: Замолкли звуки чудных песен… Гневная инвектива сменяется рассказом (“Его убийца хладнокровно…”), затем элегическим размышлением, потом снова ораторской речью и опять декламацией (“А вы, надменные потомки…”). Ритм и речь передают страстное переживание поэта, исполненного негодованием и чрезвычайно взволнованного. В стихотворении есть герои (Пушкин и поставленный рядом с ним поэт Ленский из “Евгения Онегина”) и антигерои (убийца Дантес и “толпа”). Речь о Пушкине выдержана в традиционных стилистических красках – либо в одическом, либо в элегическом ключе, о “толпе” – исключительно в стиле высокой сатиры. И в том, и в другом случаях Лермонтов использует типичные “поэтизмы” и перифразы. Вот пример высокой сатиры: А вы, надменные потомки Известной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов! Элегический стиль, совмещаясь с риторическим, всюду окружает, обволакивает образ Пушкина: Угас, как светоч, дивный гений, Увял торжественный венок. Здесь мы встречаем характерные синтаксические вопросительные конструкции, введенные в русскую поэзию Жуковским и играющие важную композиционную роль в мелодике стиха: Зачем от мирных нег и дружбы простодушной… В такой же степени элегический стиль характерен и для воспоминаний о Ленском. Переходя к образу антигероя – убийце Дантесу, – Лермонтов меняет стиль: Его убийца хладнокровно Навел, удар… спасенья нет: Пустое сердце бьется ровно, В руке не дрогнул пистолет. Все слова здесь употреблены в своих прямых значениях: “пустое сердце” – опустошенное, равнодушное, но настоящее сердце (ср. в “Завещании”: “Пустого сердца не жалей…”, где “пустое сердце” – синоним пустой, опустошенной души). Пистолет тоже настоящий, а не метафорический (ср. в элегии Ленского: “стрела” означает пулю, выпущенную из пистолета). Почему же при описании Пушкина и “толпы” Лермонтов прибегает к метафорической и перифрастической образности Во-первых, потому, что Пушкин окружен ореолом возвышенного романтического певца. Во-вторых, Лермонтов писал стихотворение не только о гибели Пушкина, но также о трагической судьбе, об уделе и об участи Поэта вообще. В стихотворении совмещены романтический образ Пушкина и романтический образ Поэта. На факты и канву биографии позднего Пушкина наложена вымышленная и обобщенная “биография” романтического Поэта. Образ Поэта в стихотворении Лермонтова не совпадает ни с реальным Пушкиным, ни с лирическим образом Пушкина, каким он выступает в его стихотворениях. Так, поздний Пушкин далеко не соответствовал образу, нарисованному Лермонтовым. Например, Пушкин, которому “свет” действительно наносил “неотразимые обиды”, не призывал мстить и обращался к Музе с иными словами: “Хвалу и клевету приемли равнодушно И не оспоривай глупца”. Пушкин умел возвыситься в стихах над злобой жизни, над суетой, над хаосом, беспорядком и устремиться к гармонии. Он думал о жизни, а не о смерти и убегал мыслью в будущее. Ему был чужд и образ певца, одиноко противостоящего “толпе” и возвышающегося над ней (“Один как прежде…”). Многие образы, обороты, контрастные сравнения, которые употребляет Лермонтов, создавая образ Поэта, расходятся с образами, оборотами и сравнениями, свойственными поэтическому языку зрелого Пушкина. Например, Пушкин избегал излишней “возвышенности”, он не любил холодной “высокости”, торжественной патетики. Его привлекали прозрачность стиля, точность, ясность и смелость выражений. Пушкину были совершенно чужды отвлеченные риторические формулы, которые составляют силу и энергию лермонтовского стиха (“Отравлены его последние мгновенья Коварным шепотом насмешливых невежд, И умер он с напрасной жаждой мщенья, С досадой тайною обманутых надежд”, “И вы не смоете всей вашей черной кровью Поэта праведную кровь!”). Наконец, Лермонтов метафорически сопоставляет Пушкина с Иисусом Христом: И прежний сняв венок – они венец терновый, Увитый лаврами надели на него: Но иглы тайные сурово Язвили славное чело… Все это имеет мало отношения к Пушкину, но вполне совместимо с романтическим образом Поэта-избранника, конфликт которого с окружающим миром выглядит трагически неразрешимым. Гибель Пушкина послужила для Лермонтова поводом воплотить образ возвышенного Поэта, вынужденного жить среди враждебной “толпы”, страдающего в духовном одиночестве и жертвующего своей жизнью, подобно Христу, ради истины и людей. В этой связи в стихотворении “Смерть поэта” существенна еще одна настойчиво проходящая тема. Речь идет о мягких упреках Поэту, который покинул обычную и естественную для Поэта идиллическую обитель (“Зачем от мирных нег и дружбы простодушной…”) и “вступил… в свет”. Здесь проясняется позиция самого Лермонтова, как автора стихотворения. Он причисляет себя к духовным собратьям Поэта, к старой родовитой аристократии, к “обиженным родам”, которые ныне вытеснены “надменными потомками Известной подлостью прославленных отцов”. В этом случае Лермонтов солидарен с Пушкиным. Окружение, враждебное Поэту, названо отчетливо и конкретно – “жадная толпа, стоящая у трона”. Она отчуждена как от Поэта (“Не вы ль сперва так злобно гнали…”), так и от лирического “я” и автора (“А вы, надменные потомки…”). Особенно остро отчуждение чувствуется в стихах: И прежний сняв венок – они венец терновый, Увитый лаврами надели на него… Но, если есть “они”, значит есть и “мы”. Косвенно это подтверждается строкой: “Не мог щадить он нашей славы…”. “Мы” – это те из родственных Поэту (и Пушкину) душ, кто увенчал его славой (поэтическим венком), а “они” – те, кто коварно завлек Поэта (и Пушкина) в свою, чуждую певцу-избраннику среду и кто снял с его головы прежний венок и надел иной, терновый венец. Романтический Поэт (Пушкин) погиб, стало быть, потому, что поддался обману (“Зачем поверил он словам и клятвам ложным…”) и совершил ошибку, думая, что “сердце вольное и пламенные страсти” могут жить и в своей естественной среде, и в искусственной и враждебной – “свете завистливом и душном”. Поэт (и Пушкин) потерпели жизненный и творческий крах вследствие компромисса с придворной знатью, с которой компромисс невозможен и которая должна быть изобличена и отвергнута. “Смерть поэта” – это попытка установить прямой контакт Поэта с царем, это также попытка найти национальное согласие и национальную гармонию. Арест Лермонтова за стихотворение “Смерть поэта” развеял эти надежды: стало ясно, что царь не нуждается в Поэте и поддерживает не Поэта в его идее союза царя и народа (нации) на основе любви, а придворную аристократию. После стихотворения “Смерть поэта” Лермонтову нужно было искать новую опору поэтическому творчеству. Эти поиски поэт вел на почве реальной действительности, пристально вглядываясь в происходящие в ней явления и события.
|